Сыграем в прятки?

[THEsud]

Вот это я уже планировала. Поняла, что сопротивление бесполезно. Мини, правда. Но словесного иммодиума к нам так и не завезли, так что опять перебор получился.
А мальчик этот изначально жил в "Другом этаже". Но в формат драббла он никак не помещался, поэтому после пересмотра концепта ему выделили отдельную жилплощадь.

Название: Сыграем в прятки?
Автор: THEsud
Бета: Санди Зырянова
Размер: миди, 4859 слов
Пейринг/Персонажи: оригинальные
Категория: джен
Жанр: хоррор
Рейтинг: R
Краткое содержание: никогда не открывайте двери незнакомым мальчикам, ведь игры с ними могут закончиться очень плохо
Примечание/Предупреждения: мертвые люди
Примечание 2: для fandom Creepy 2014 на ФБ-2014

Квартиру эту сняла моя фирма, решив сэкономить на гостинице, когда заказчик на финальной стадии проекта потребовал постоянной поддержки на месте, а не по удаленке. Я, конечно, предпочел бы номер, в котором каждый день убирают, выносят мусор и меняют полотенца. И желательно где-нибудь в центре Европы. Но меня не спрашивали. Впрочем, условия и здесь были сносными. Горячая вода, электричество и Интернет есть – вот и отлично. Ну и кровать не скрипит и не грозит развалиться под тобой в самый ответственный момент. Это я в первые же выходные опробовал. В командировке я, в конце концов, или где?
Старая панельная девятиэтажка на окраине города у самой границы промзоны. Зато до работы всего пятнадцать минут неспешным шагом. Из окна квартиры на последнем этаже были видны несколько заброшенных зданий с выбитыми стеклами, ряды гаражей и заводские трубы за ними. Урбанистическая романтика, да. Мне даже нравилось: как будто в постапокалипсисе каком или ужастике. Тогда я еще не знал, что ночью на темных пустых улицах безопасней, чем в ярко освещенном подъезде.
Но обо всем по порядку.
Планировалось, что работать мы будем по очереди: три недели я, три недели мой сменщик. Но, когда до возвращения оставалась пара дней, этот идиот свалился с велосипеда и сломал ногу. Потом даже фотки в гипсе мне прислал, а рожа довольная. Так я и остался в этом богом забытом городишке на несколько месяцев. Дома меня никто особо не ждал, начальник выписал премию, компенсируя неудобство, так что в обиде я не был.
В ту пятницу в баре мы с ребятами отмечали успешную тестовую обкатку оборудования, и домой я возвращался изрядно набравшимся. Не успел я войти в квартиру, как раздался звонок. На площадке топтался какой-то мальчишка, и я открыл дверь.
– Сыграем в прятки? – предложил он. Без всяких там «здрасте» и прочих церемоний.
К детям я вообще хорошо отношусь и ладить с ними умею, все так говорят. А тут еще и пиво свою роль сыграло, и я благодушно согласился:
– Да легко!
Мальчишка радостно улыбнулся, тряхнул вихрастой головой, гулко топая, помчался по лестнице и крикнул этажа с пятого:
– Тогда ищи!
Я вышел в подъезд, задумчиво посмотрел на уходящую вниз спираль лестничных пролетов, высматривая притихшего пацана, и громко предложил:
– Давай потом, а?
Мне срочно надо было отлить. Вот очень срочно. Четыре литра пива – это вам не шутка. А может, и пять. Я еще немного подождал, переминаясь с ноги на ногу, но ответа не услышал и, махнув рукой, вернулся домой. До меня только утром дошло, что было тогда уже около часа. Не детское время, прямо скажем.
Следующим вечером я услышал топот откуда-то сверху, ясный звук быстрых и легких шагов, как будто носится там кто-то из угла в угол, замирает на мгновенье, прислушиваясь, а потом опять бросается бежать. На самом деле происходило все, наверное, за стеной, в одной из соседних квартир. Или даже снизу. В этих панельных домах фиг поймешь. Тогда я решил именно так. Потому что надо мной был только чердак с надежно запертой дверью. Это я знал точно: специально проверял, хотел пофоткать виды города с крыши и обломался.
Звук этот пробивался даже сквозь громко играющую музыку, а если ее выключить, то становился отчетливей. Совсем не так, как в киношных ужастиках, где по неписанным законам он, наоборот, затихать должен, затаиваться. Я поначалу еще посмеивался. Вот начинался бы он ровно в полночь, тогда было бы страшно, а так без системы: то в одиннадцать, то в первом часу, то однажды в три ночи. Соседи ребенка спать укладывают, а он не хочет и бесится. Что еще тут можно было подумать?
Вечером в четверг – я точно помню, потому что всю ночь разбирался с чертежами – раздался звонок в дверь. Пронзительно задребезжал, я аж подпрыгнул от неожиданности и чуть не уронил ноутбук. Посмотрев в глазок, я увидел на площадке того же мальчишку и распахнул дверь.
– Чего тебе?
– Прятки, – напомнил он.
– Не сегодня, – покачал я головой, собираясь объяснить, что у меня куча работы, но мальчишка, не дослушав, рванул к лестнице, обернулся на последней ступеньке и побежал вниз.
– Найди меня!
И засмеялся, звонко и весело.
Сейчас, огладываясь назад, хочется сказать, что смех у него был жутким и пугающим. Или, что сам он выглядел зловещим, вот как сын дьявола в одном старом фильме, и поэтому сразу показался мне подозрительным. Только ничего подобного. Пацан как пацан: темненький, в меру лохматый, в обрезанных до колен джинсах, футболке с человеком-пауком и грязных кедах. Лет восьми-десяти. Не силен я в детском возрасте. И смеялся он заливисто и заразительно. Возвращаясь к чертежам, я даже сам улыбался.
Когда звонок раздался на следующий вечер, я уже догадывался, кого там увижу. В этот раз мальчишка не стал дожидаться, и, открыв дверь, я услышал только удаляющиеся вниз по лестнице быстрые шаги. «Ну, уж нет, – решил я, – так не пойдет». Поговори он со мной нормально, я, может, и вспомнил бы детство и погонял с ним по подъезду. Места, где его искать, у меня в голове сами нарисовались: закутки за мусоропроводом на каждом этаже, большой металлический ящик на четвертом и дворницкая внизу у лифта. Небогатый выбор, чего уж там. Но я типа обиделся и захлопнул дверь.
Каждый вечер мальчишка приходил ко мне как на работу. Он звонил, я смотрел в глазок на его довольную физиономию, а когда открывал – его уже не было. Раз на пятый это перестало быть прикольным. А где-то через неделю я сорвался, шагнул на площадку, свесился в проем лестницы и заорал:
– Поймаю, уши надеру!
Он засмеялся, а я разозлился еще больше.
– И к родителям отведу!
Давно ли мне самому угрожали жалобами предкам за похожие проделки, а тут, смотрите-ка, стал суровым дядькой.
– Но ведь довел же засранец, – пытаясь оправдаться, себе под нос пробурчал я и наткнулся на удивленный взгляд выходящего из лифта соседа.
– Да мальчишка тут балуется, – пояснил я и на всякий случай отступил в сторону, подальше от мелкой соседской шавки. Я с ней уже встречался, и каждый раз она с лаем натягивала поводок и клацала зубами в опасной близости от моей ноги.
– Темненький такой, невысокий, – показал я ладонью примерный рост. – Не знаете, из какой он квартиры?
Не то чтобы я серьезно собирался общаться с родителями пацана, так к слову пришлось.
– У нас в подъезде нет таких, – торопливо и как-то испуганно выпалил сосед. Сейчас я это отлично понимаю, но в тот день не обратил внимания.
– У Петровых, – мотнул он головой на квартиру слева, – две дочери. Кириллу с седьмого пятнадцать. Да еще пара детсадовцев. Вот и все, – он выдохнул и снова нажал на кнопку звонка.
– Кто там? – тихо донеслось с той стороны.
– Я ключи забыл, – рявкнул сосед и подтащил к себе упирающуюся собаку, которая, жалобно скуля, жалась в дальний от лестницы угол.
– До свидания, – я сказал уже закрывшейся двери.
На ней, кстати, был глазок. Это я еще тогда машинально отметил. Чего было спрашивать?
После этого мальчишка больше не появлялся, и я себе плюсик поставил, что угрозы подействовали. Зато ночной топот стал громче и как-то неприятней, что ли. Чаще всего он раздавался часа в три и не утихал до самого рассвета. Иногда казалось, что я слышу неразборчивые голоса. Точнее голос, как будто кто-то сам с собой разговаривает. Мерзкое ощущение. Особенно, когда вдруг осознаешь, что рядом с тобой полуодетая девушка с третьим размером, которая рукой тебе в трусы лезет, а ты лежишь и как дурак к шагам за стеной прислушиваешься. Девушек я так больше и не приводил. Да и завертелось все потом, что не до них стало.
В тот вечер лифт опять не работал. Я поднимался домой пешком и на площадке между седьмым и восьмым этажом услышал за спиной:
– С ним нельзя играть.
Я резко обернулся и уставился на девочку, стоящую на один лестничный пролет ниже меня. Там только что никого не было, и открывающуюся дверь я бы услышал. Лампочка на площадке была разбита, и девочка терялась в сумраке.
– Чего?
– Нельзя, – устало повторила она и раздраженно уточнила: – У него нельзя выиграть. Только проиграть.
– Ты его знаешь? – я отлично понял, о ком она говорит, но, кроме этого, ни хрена не понимал. Дурацкий выходил разговор.
– Его все знают, – пожала она плечами.
Я видел, как неловко дернулся силуэт, криво и болезненно, одно плечо чуть вперед и выше другого. Девочка шагнула на пару ступенек вверх. Она была старше мальчишки и одета не по погоде: в ярко-зеленую куртку с капюшоном, джинсы и высокие сапоги. Весь левый рукав и бок были густо залиты чем-то бурым, словно куртку окунули в грязную лужу. До меня не сразу дошло, что это кровь.
– Я с ним первая играла, – она поднялась еще на ступеньку. – И другие потом. Но ему опять скучно.
– Я не понимаю, – начал я, но девочка подошла к перилам, посмотрела вниз и сняла капюшон, а я осекся и испуганно попятился.
Ее голова была вывернута под неестественным углом, подбородком почти назад, за плечо. Я не то что бы специалист, но опыт просмотра телевизора говорил, да что там, кричал во весь голос, что живому человеку сделать так физически невозможно. Она была бы, наверное, очень миленькой, если бы вся левая сторона лица не представляла собой один сплошной кровоподтек и не казалась странно сплюснутой, практически смятой. Светлые волосы сбились в комок и склеились коркой запекшейся крови вокруг дыры в голове. Кости черепа были вдавлены внутрь, и в глубине среди осколков влажно блестела розовая масса.
– Он звонить опять начал, но никто не открывает теперь. Не хотят смотреть. А тут ты, – девочка виновато улыбнулась, и ее губа сползла вниз, обнажая зубы и острый обломок челюсти, впившийся в щеку. – Ты увидел, и теперь поздно.
Она постояла еще мгновенье, а потом резко перевалилась через ограждение, взмахнула руками, царапнув пальцами по перилам, и полетела в широкий проем. Я опомнился только в этот момент и бросился к ней. Внизу под лестницей ничего не было, виднелся только край оставленной на первом этаже детской коляски. А я все смотрел и смотрел, до конца не веря.
– Она опять забыла, – мальчик стоял на той же площадке седьмого этажа и задумчиво вертел в руках рюкзак. Потом кинул его вниз и посмотрел на меня: – Ты будешь искать или нет?
Я, кажется, заорал, не помню точно, и ломанулся вверх по лестнице, налетев на выходящего из квартиры соседа.
– Там… там… Блядь!
Он брезгливо отпихнул меня, сморщил нос и повернулся к жене, застывшей в дверях:
– Опять какому-то алкашу квартиру сдали, – а потом ко мне: – Проспись иди.
Нет, я действительно немного выпил в тот день, но не до белой же горячки. За железной дверью квартиры, запершись на все замки, я был твердо уверен, что произошедшее реально как никогда.
По законам жанра надо было написать, что после этого я не спал всю ночь, с ужасом ожидая звонка в дверь, или что топот стал совсем уж громким и сводил с ума. Но я отрубился и ничего не слышал.
Утром я спускался по лестнице, с опаской заглядывая на каждую площадку этажом ниже и прислушиваясь. Именно тогда я заметил, что у доброй половины квартир в принципе нет дверных глазков, а у некоторых они густо и неаккуратно замазаны краской. В моей квартире глазок был крест-накрест заклеен изнутри синей изолентой в несколько слоев, но я, когда вселился, оборвал это недоразумение к чертям. Как-то сразу пришла запоздалая мысль, что зря. Никакого логического объяснения этому не было, но зря.
К вечеру я твердо решил валить из этой квартиры, а лучше вообще из города. Наверное, кому-то я покажусь трусом или психом, но в тот момент мне было наплевать, как все выглядит со стороны. Да и сейчас тоже.
Герой киношного ужастика на моем месте начал бы расспрашивать соседей, читать старые газеты и мучить поисковики Интернета в надежде добраться до правды. Узнал бы, что пять лет назад этого мальчика сбила машина, когда он выбегал из подъезда. Или что его в пьяном бреду убил отчим. Или что он умер от аппендицита, потому что его мать из Свидетелей Иеговы отказалась от лечения. А девочку случайно столкнула подружка во время игры. Или она сама спрыгнула вниз из-за несчастной первой любви. Сколько ей там было? Лет тринадцать? Самое время.
В общем, объяснений могла быть куча. Только какая, на хрен, разница? Я не собирался освящать подъезд или класть в гроб забытую любимую игрушку. Я хотел только убраться оттуда подальше. Даже если все это просто плод моего воображения.
Я позвонил боссу и сказал, что у меня серьезные проблемы в семье, и нужно срочно уехать. Он побурчал, но согласился. Так что у меня была минимум неделя, чтобы найти причины никогда больше сюда не возвращаться. В крайнем случае, всегда можно уволиться. Пока же оставалось только собрать вещи.
Женщину я встретил между первым и вторым этажом. Она стояла на ступеньке, одной рукой держась за перила, а во второй неся два набитых продуктами пакета из супермаркета. Внутри все сжалось, когда я увидел ее ноги в залитых кровью теплых трикотажных колготках. Лодыжка одной была сломана в двух местах, и из нее выдавалась назад зазубренная кость в окружении ярко-красной рваной мышцы. На ткани рядом налипли мелкие осколки и сгустки крови. Вторая нога была перекручена в районе колена, а из неровной прорехи торчал вывихнутый сустав, натягивая кожу на большой сочащейся сукровицей ссадине. Стоять в таком состоянии было невозможно, но она стояла и время от времени грузно переступала с ноги на ногу, как будто просто устала подниматься и решила отдохнуть. За ее рукой по перилам тянулся кровавый след, а по белым пакетам размазывались красные капли. Я готов был поспорить, что ее ладони – одна большая рана, какая бывает, если запнешься и с размаху упадешь на асфальт, обдирая об него кожу. Или о бетон ступенек.
Я в панике забился в угол и смотрел, совершенно не соображая. Даже дышал, кажется, с трудом. Но ничего не происходило. Женщина не пыталась обернуться или сказать что-то. Она словно вообще не замечала моего присутствия. Не знаю, сколько я пробыл в таком состоянии и как все-таки решился пройти мимо нее, осторожно просочиться в узкое пространство между стеной и пакетами. Опомнился только на втором этаже и обернулся. У нее был усталый ничего не выражающий взгляд и опущенные вниз уголки губ – типичное лицо замотанной домашней рутиной домохозяйки лет пятидесяти. Из проломленного виска по щеке кривыми дорожками стекала кровь, капала на плечо и грудь, оставляя пятна на куртке. Я медленно пошел вверх, не отводя глаз от женщины. Меня никак не покидало ощущение, что ее поза обманчива, и она только и ждет, когда я отвернусь, чтобы накинуться сзади и вцепиться зубами. Я даже тогда понимал, что это глупо, но поделать с собой ничего не мог.
Именно поэтому я чуть не наступил на мужика, сидящего на ступеньках на третьем этаже. Заметил его только тогда, когда запнулся за вытянутые ноги.
– Извините, – я вздрогнул от своего голоса, тонкого и писклявого, и откашлялся.
Мужик молча подобрал упавшую сигарету и сунул ее в рот. Я уставился на нее в недоумении. Уж насколько мало я жил в этом доме, и то крепко усвоил, что в подъезде не курят. В самом начале в дождь и ветер, когда открывать окно не хотелось, я пару раз выходил с сигаретой на площадку, но потом перестал. Слишком уж там было чисто: ни окурков, ни консервных банок на подоконниках. Сейчас-то я понимаю причину, а тогда удивлялся, как такого чуда можно добиться. Вряд ли это действие развешанных на каждом этаже предупреждений. Но факт оставался фактом: никого из жильцов, курящим на лестнице и даже на лавочке у крыльца, я никогда не видел. А этот мужик сидел и, совершенно не стесняясь, стряхивал пепел на пол.
В нос ударил сильный запах. Я поморщился и запоздало понял, что это не сигаретная вонь. Очень уж она была ядреной. В густом смраде смешивались дешевый табак, перегар, немытое тело и гарь. Едкая и перебивающая все остальное гарь. Как-то давно, еще в студенческой общаге, мы с ребятами по дурости подпалили диван, и я навсегда запомнил до слез горький запах горящего старого пыльного поролона. От мужика тащило так же.
Я сначала головой покрутил, принюхиваясь, вдруг это откуда-то из квартир, и лишь потом обернулся к нему и наконец присмотрелся. От увиденного бросило в дрожь, а желудок нервно сжался.
Волос у него на голове почти не было, только редкие обгоревшие пучки на затылке. Открытая кожа покрылась большими волдырями, часть из них лопнула, пачкая все вокруг мутным желтоватым гноем. Он тек по лбу, по отсутствующим бровям и вязко лип к ресницам. Правое ухо стало кровавым бесформенным куском, а вокруг левого образовалась обугленная корка в обрамлении красной бугристой кожи. Ожог уходил вверх на затылок и вниз на спину и плечо, где чернотой проглядывал сквозь выгоревшие дыры в рубашке.
Мужик смотрел в пустоту так же безучастно, как и женщина двумя этажами ниже, и его мутные глаза были подернуты почти непрозрачной белесой пленкой. Он просто курил, хрипло вдыхая дым, и мял сигаретный фильтр в темно-бурых потрескавшихся пальцах со слезающей кожей.
Во второй раз решиться пройти было проще. Я вжался спиной в перила, боком проскользнул мимо мужика, остановился на следующей площадке и посмотрел вверх. Интуиция меня не подвела – там снова кто-то был. Кто-то неживой, в этом я уже не сомневался. Но стало как-то без разницы, страх притупился. Выбора у меня все равно не было.
Парень тоже сидел на ступеньках. Из одежды на нем были одни трусы. Смешные, с веселыми сердечками. Такие ради прикола обычно дарят. Ну, или какая-нибудь не сильно обремененная интеллектом девица из романтических побуждений. Посреди подъезда они смотрелись более чем странно. Особенно на мертвеце.
Ему было лет двадцать. Он заметно сутулился и вытягивал свои тощие ноги то так, то эдак. С длинных рыжих волос стекала вода, струилась по голой веснушчатой груди покрытой гусиной кожей. Парень вообще был весь мокрый, как будто только что из душа вылез. Сидел он в огромной луже, только не воды, а крови. Она лениво сползала со ступеньки на ступеньку, подбираясь к моим ногам. Сколько там литров крови в человеке? Пять? Мне же казалось, что гораздо больше, минимум пара ведер. Может, просто с перепугу.
В руках он держал нож, удивленно крутил его, не понимая, что с ним делать. Обычный дешевый кухонный нож с деревянной ручкой и широким зазубренным лезвием. Таким и не нарежешь ничего толком кроме хлеба. Но, похоже, именно им были исполосованы обе руки от локтя до запястья. Много глубоких коротких разрезов, нанесенных в исступлении и ложащихся один на другой. Их рваные края расходились в стороны, обнажая искромсанное мясо, ярко-красное и блестящее на фоне более темной крови. Ближе к середине предплечья они сливались в одну широкую рану, и кисти были полностью покрыты тонкой пленкой уже запекшейся крови.
Меня передернуло. Но нахлынувшее отвращение одновременно и помогло, выдернуло из ступора. Я осторожно двинулся вперед. Кровь уже полностью залила несколько ступенек и капала вниз в лестничный проем. Я перешагнул через две из них, но все равно на третьей вступил прямо в липкую лужу и поскользнулся на ней, удержавшись на ногах каким-то чудом. Наверное, спасло понимание, что падать мне некуда, кроме как на парня, и ужас от того, что придется к нему прикоснуться, толкнул вперед. Я неловко взмахнул руками и взлетел на самый верх пролета.
Лестница позади была все так же покрыта кровью, но моих следов на ней не осталось. И подошвы ботинок были чистыми. До сих пор не понимаю, почему. Тогда я еще подумал, что, может быть, и этих людей не существует. Может, они просто морок. Но проверять был не готов, просто успокаивал себя этой мыслью, когда поднимался выше и на каждом следующем этаже видел кого-то еще.
Бабульку, которая подслеповато щурилась и пыталась разобрать надпись на стеклянной бутылке. В подъезде горели лампочки, но она стояла у окна, разворачивая бутылку к солнечному свету, которого там не было. «Кислота уксусная» – прочитал я крупные буквы на яркой фабричной этикетке. Шерстяная вязаная жилетка на груди была залита кровью, которая все продолжала течь из уголков рта на подбородок.
Молодого мужчину с перфоратором в руках. Он безуспешно старался установить в патрон сверло, но оно раз за разом падало на пол. Мужчина опускался на корточки, шарил рукой по бетону и тащил за собой длинный электрический провод. Второе сверло торчало у него из груди с левой стороны, там, где сердце. На черной футболке с надписью «Sex Pistols» брызги крови были почти не видны.
Мальчика. Не того, другого. Ему было от силы лет пять. Он стоял босыми ногами на холодных ступеньках и сжимал в руке пачку печенья. На его бледном лице с заметным синюшным оттенком ярко выделялись темно-синие губы, очерченные черным цветом. Мальчик напугал меня больше всех. Он единственный, кто отреагировал на мое появление: отряхнул крошки с майки, улыбнулся и протянул погрызенную с одного края печенюшку, угощая меня. Я отшатнулся, а он обиженно надулся и отступил в сторону. Юбилейное земляничное. До сих по помню это печенье.
Были и другие. Девушка с веревкой в руках и с вздувшейся багровой бороздой на шее. Еще одна девушка, с обернутым вокруг груди заляпанным кровью полотенцем и с проломленной головой. Седой мужчина, пересчитывающий рассыпанные на подоконнике таблетки. Паренек лет семнадцати на роликах с торчащим из горла куском цветного витражного стекла. И еще кто-то. Я плохо запомнил. Просто шел вверх и не смотрел на них.
На восьмом этаже было пусто. И на девятом тоже. Руки дрожали, и попасть ключом в замочную скважину удалось не сразу. Полноценно вдохнуть я смог лишь тогда, когда захлопнул входную дверь. О том, что только что произошло, я предпочитал не думать, просто ходил и собирал вещи. Почти машинальные действия странным образом успокаивали: я словно бы отгородился от подъезда и его обитателей не только надежными замками, но и кучей носков, потерянной под кроватью кроссовкой и спутанными наушниками.
Через час почти все мои вещи были скиданы в дорожную сумку и рюкзак, а я открыл ноутбук, отлично понимая, что повторить вчерашний подвиг и заснуть не смогу. Фоном тихо играла музыка, позволяя не дергаться от каждого еле слышного шороха, а я бездумно щелкал по открытым вкладкам браузера. Фотографии пьянки с шашлыками на берегу реки от одноклассницы. Сто двенадцать штук, отлично просто. Видео с сумасшедшей белкой, нападающей на лабрадора. Весело, как остальным зрителям, мне не было, но пять минут оно убить помогло. И снова фотографии, на этот раз из Испании от двоюродной сестры. Двести тринадцать, и она все продолжает их выкладывать. Замечательно. Ночь обещала быть долгой.
Тихий короткий смешок раздался около двух часов. Внутри все сжалось, и я судорожно схватился за мышку, не с первого раза попадая по значку паузы в плеере. В ушах шумела кровь, и мне казалось, что именно она заглушает все звуки, оставляя только бешеный стук сердца. А потом я услышал второй смешок. Он оборвался на середине, как будто кто-то зажал рот ладонью, изо всех сил пытаясь не смеяться. Но получалось плохо, и из коридора послышалось сдавленной фырканье.
До сих пор не понимаю, что на меня тогда нашло. Почему я, черт возьми, просто не сбежал. С чего решил, что здесь безопасней, чем в наполненном мертвецами подъезде. Но я на ватных ногах прошел всю комнату, включил свет в коридоре и, не сомневаясь ни мгновенья, распахнул дверь в кладовку.
За все время моего проживания в квартире, я заглядывал туда пару раз. Небольшое помещение было забито каким-то хламом. Свернутый в рулон ковер, люстра с разбитым плафоном, детская ванночка, мотки разноцветных проводов, жестяные банки с давно засохшими остатками краски, куски фанеры и перевязанные шпагатом стопки старых журналов. И все это щедро сдобрено пылью. Создавалось впечатление, что хозяевам было лень тащить нажитое добро на помойку (ну, не могут же с поеденной молью шубой быть связаны приятные воспоминания), и они, особо не парясь, запихнули ненужные вещи сюда.
Мальчишка выглянул из-под висящего справа длинного пальто с меховым воротником, чихнул и улыбнулся:
– Ты нашел!
– Нет… – помотал я головой, до сих пор не веря своим глазам. Как же глупо было думать, что двери для него что-то значат.
– Нашел!
Он был счастлив, по-детски искренне счастлив. И от этого стало еще страшней.
– Теперь я буду искать. Прячься.
Я раньше не особо верил, что можно оцепенеть от ужаса, но в тот момент испытал этот эффект на собственной шкуре. Ноги приросли к полу, а рука так и продолжала сжимать дверную ручку.
– Ну, прячься же! Твоя очередь, – с досадой поторопил мальчик. Терять время на объяснение элементарных правил игры глупому взрослому ему не нравилось.
Он подождал немного, закрыл глаза ладонями и начал громко считать:
– Раз. Два. Три.
С каждой новой цифрой я отступал на шаг назад, но, не осознано, а просто подчиняясь заданному ритму.
– Четыре. Пять.
Четкому, как удары метронома, отсчитывающего последние мгновенья жизни. Моей жизни, вдруг понял я на цифре шесть и бросился прочь от мальчишки.
– Семь. Восемь.
Как не надо поступать, если ты вдруг оказался в ужастике и за тобой гонится монстр. Я не раз натыкался в Интернете на юмористические советы, да и сам под пиво с приятелями был не прочь обсудить идиотизм поступков киношных героев. Бежать нужно не вглубь дома, не на второй этаж, а на улицу. И уж тем более нельзя запираться в комнате, загоняя себя в тупик. Никогда не понимал, почему они так делают. И сейчас не понимаю, хотя тогда сам повторил эту ошибку: влетел в ванную, больно приложившись плечом о косяк, и запер за собой дверь. А вот о чем думал в тот момент – совершено не помню. Пусто.
– Девять. Десять. Я иду искать! – звонко сообщил мальчишка.
У меня подогнулись ноги и, ухватившись за край раковины, я сполз на пол между стиральной машиной и унитазом. Представляю, какое это было жалкое зрелище. Я готов был забиться в щель между ванной и полом, если бы смог туда влезть. Потому что именно тогда до меня дошло наконец, что я в ловушке. Плохо спрятался. Я не представлял, что произойдет, если он меня найдет, но в одном был уверен твердо – ничем хорошим это не закончится, как и для всех тех людей из подъезда.
Я слышал быстрые шаги, когда мальчишка прошел из кладовки в комнату. Слышал, как скрипят петли шкафа, в который он заглядывает. Слышал, как стучат, словно костяшки домино, кольца на карнизе, когда он отдергивает тяжелую гардину. Слышал, как он отодвигает стулья от стола и на всякий случай хлопает дверцами кухонных шкафчиков, куда я не поместился бы при всем желании. Под кровать он, наверное, тоже заглядывал. И в гардероб в прихожей: он был новый и двери бесшумно скользили по направляющим.
А потом шаги замерли перед ванной. Мальчишка подергал ручку и сказал:
– Я тебя нашел. Выходи.
Я все ждал, что он повторит свой фокус и просто окажется внутри, как уже делал однажды. Но ничего не происходило.
– Я знаю, что ты там. Выходи.
Не помню, когда я сообразил, что сделать так он почему-то не может. Наверное, когда он перестал требовать, а начал скрестись в дверь и жалобно канючить:
– Выходи-и-и. Я тебя нашел. Так нечестно.
Я зажал рот обеими руками, сдерживая не вовремя накативший смех, так похожий на истерику, а потом и вовсе прикусил зубами ладонь. Это отрезвило и заставило собраться. Мальчишка все еще стучал в дверь, дергал ручку и просил впустить его. И мне, не буду скрывать, было чертовски страшно. Но появилась надежда спастись, а это, как выяснилось, значит очень много. Даже мысли в голове прояснились, и я вспомнил, как выносил утром мусор и как напугала меня хлопнувшаяся от сквозняка дверь, которую я оставил приоткрытой. Это я думал, что от сквозняка.
Значит, не умеет он проходить сквозь стены.
Сейчас я точно знаю, сколько часов провел в ванной, но тогда полностью потерял счет времени. Я ждал утра, потому что днем мальчишку я никогда не видел и не слышал, но понятия не имел, когда оно наступит. Мальчишка прекратил бубнить под дверью, но тишине я не верил: боялся, что это хитрость, а он только и ждет, когда я выйду. Негромко зажурчало в трубах – в квартире снизу спустили воду в унитазе, но я решил, что еще рано, а вставать посреди ночи обычное дело для мужчины в возрасте.
Скучное получается описание, но там на самом деле ничего не происходило. Я просто сидел и ждал, боялся даже размять сведенную судорогой ногу. Решился выйти только после того, как за стенкой, в соседской ванной, потекла вода, раздались приглушенные голоса и громко затявкала собака. Они всегда ее выгуливали, когда я на работу уходил. Я бы и еще подождал, но купленный билет домой заставил шевелиться. Если опоздать на поезд, то следующий только завтра.
Мальчишки в квартире не было. Я заглянул в каждый шкаф и после недолгих колебаний в кладовку. Не знаю, что бы я стал делать, если бы увидел его там, но не проверить тоже не мог. Этот обход занял больше времени, чем сборы. Я торопливо запихнул ноутбук в рюкзак, схватил сумку и вышел на площадку, думая о том, что когда вернусь домой и успокоюсь, то нужно будет написать обо всем произошедшем.
Я, бывало, раньше заходил на этот сайт и читал подобные истории. Ржал обычно над тем, как народ в комментах на полном серьезе их обсуждает и советы дает, но теперь сам верю. Может, и мне кто поможет? Объяснит, что за хрень там творилась? Да и просто выговориться хочется, а тут можно анонимно.
Но я не закончил.
Закрыв дверь, я вспомнил о зарядке для ноута, так что пришлось вернуться. Не хотелось, но жалко было: ноутбук у меня старый, и такую зарядку фиг найдешь сейчас. Я изрядно трусил, даже руки вспотели от волнения, пришлось их о джинсы вытереть. В квартире было пусто и тихо. Провод сиротливо лежал на полу, а на блоке питания горел зеленый огонек. Наклонившись, я дернул за вилку, но она не поддавалась. Тогда я сильней потянул, и вместе с ней из стены вывалилась розетка. Она всегда шаталась и держалась в крошащемся цементе на честном слове, а тут, искря, повисла на длинных проводах. Я машинально подхватил их ладонью, не давая упасть, и…

Что-то хрень какая-то выходит, решил я, перечитав последние строки. Сумбурно и с ненужными подробностями, а я ведь хотел быть объективным и только факты писать, без лишних эмоций. Три абзаца в конце я стер без сожаления, а потом подумал, выделил весь текст и нажал Del. Лучше заново напишу нормально, чем то, что есть, переделывать.
Я несколько раз согнул и разогнул правую руку, но онемение не проходило, сжатые спазмом мышцы были как каменные. Отсидел, наверное, в неудобной позе. Да и вообще вся ладонь болела, печатать было трудно, а со скрюченных пальцев падала и пачкала клавиатуру мелкая черная труха похожая на золу.
– Сыграем в прятки? – предложил стоящий рядом мальчишка.
Я не собирался отвлекаться. Поерзал, удобней устраиваясь на холодном и жестком бетоне ступенек, и начал набрать первое предложение.

Квартиру эту сняла моя фирма…

Comments

[Jenny. Ien]

THEsud
Ужасно страшно!
Вот я читала и думала "бррр, как эти бедные люди тут живут? почему они не продают квартиры и не бегут куда глаза глядят?" Хотя не так-то просто продать квартиру и бежать куда глаза глядят, конечно.
Пугает, кстати, даже не сам факт "адского мальчика", а то, сколько людей он погубил и оставил неприкаянно-мертвыми. Целый дом мертвецов. ><
Очень глубоко меня трогают твои тексты, не могу молчать)

[THEsud]

Jenny. Ien,
"бррр, как эти бедные люди тут живут? почему они не продают квартиры и не бегут куда глаза глядят?"
я когда писала, об этом же думала ) Но тут вся прелесть крипи - иногда можно немножко забить на обоснуй ))
а мальчику просто скучно (
спасибо

[Jenny. Ien]

THEsud

Но тут вся прелесть крипи - иногда можно немножко забить на обоснуй ))

На самом деле многие люди живут так, как будто забили на обоснуй))

[THEsud]

Jenny. Ien, не без этого, да ))